Неточные совпадения
Мир вступит в такое измерение своего исторического
бытия, что эти старые
категории будут уже неприменимы.
Пространство, время, все
категории познания, все законы логики суть свойства самого
бытия, а не субъекта, не мышления, как думает большая часть гносеологических направлений.
Кант так далеко заходит в своем рационализме, что для него вся действительность, все живое
бытие есть продукт знания, мышления: мир созидается
категориями субъекта, и ничто не в силах из этих тисков освободиться, ничего не является само по себе, независимо от того, что навязывается субъектом.
Идея же греха и вытекающей из него болезненности
бытия дана нам до всех
категорий, до всякого рационализирования, до самого противоположения субъекта объекту; она переживается вне времени и пространства, вне законов логики, вне этого мира, данного рациональному сознанию.
Откуда же та иррациональность, греховность
бытия, которая рождает все ограничивающий и сковывающие
категории и делает наше познание мира болезненным и неудовлетворяющим?
Безумие — рассматривать
бытие как результат объективирования и рационализирования познающего субъекта, ставить
бытие в зависимость от
категорий познания, от суждения.
Происхождение и значение всех
категорий не может быть осмыслено углублением в субъект, так как тут проблема онтологическая, а не гносеологическая, и, чтобы понять хоть что-нибудь, гносеология должна стать сознательно онтологической, исходить из первоначальной данности
бытия и его элементов, а не сознания, не субъекта, противоположного объекту, не вторичного чего-то.
Гносеологи же хотят само
бытие вывести из гносеологии, превратить его в суждение, поставить в зависимость от
категорий субъекта.
Само разделение на субъект и объект, из которого вырастает гносеологическая проблема, само аналитическое нахождение в субъекте различных формальных
категорий есть уже результат рационалистической отвлеченности, неорганичности мышления, болезненной разобщенности с живым
бытием.
Субъект и его
категории — столь же онтологическая предпосылка критической философии, как и объективное
бытие и его свойства у наивных реалистов.
Канта не считают рационалистом, того Канта, который допускал веру лишь в пределах разума, который рационалистически отвергал чудесное, который все
бытие сковал рациональными
категориями, поставил реальность в зависимость от познающего субъекта.
Для Когена
бытие создается
категориями, логическим методом.
Не из мертвых
категорий субъекта соткано
бытие, а из живой плоти и крови.
Пространственность, временность, материальность, железная закономерность и ограниченность законами логики всего мира, являющегося нам в «опыте», вовсе не есть результат насилия, которое субъект производит над
бытием, навязывая ему «свои»
категории, это — состояние, в котором находится само
бытие.
Ни философия позитивная, ни философия критическая не в силах понять происхождения и значения времени и пространства, законов логики и всех
категорий, так как исходит не из первичного
бытия, с которым даны непосредственные пути сообщения, а из вторичного, больного уже сознания, не выходит из субъективности вширь, на свежий воздух.
Жизнь духа, само
бытие, во всех смыслах предшествует всякой науке, всякому познанию, всякому мышлению, всякой
категории, всякому суждению, всякому гносеологическому субъекту.
Познающий субъект со своими
категориями, своими суждениями, своим объективированием есть часть
бытия, часть жизни.
Нельзя осмыслить мирового процесса, если не допустить мистической диалектики
бытия, предвечно совершающейся и завершающейся вне времени и вне всех
категорий нашего мира и в одном из своих моментов принявшей форму временного
бытия, скованного всеми этими
категориями.
Только безумие рационализма могло превратить
бытие в
категорию, пристроить его в суждении, поставить в зависимость от познания.
В системе Плотина посредствующую роль между Единым и миром играет νους [Нус (греч. — ум, разум) — одна из основных
категорий античной философии, разработанная Анаксагором и последующими философами.], образующий второе и не столь уже чистое единство — мышления и
бытия, а непосредственным восприемником влияний νους служит Мировая Душа, имеющая высший и низший аспект, и она изливается уже в не имеющую подлинного
бытия, мэоническую (μη δν) и потому злую материю.
И то и другое направление порождается стремлением рационализировать сверхрациональное: и монизм, и дуализм одинаково суть порождения рационализма (хотя бы даже и мистического), при котором Бог мыслится по схемам и
категориям вещного
бытия.
Вполне внеидейного или антиидейного
бытия не существует [Поэтому я отказываюсь принять
категорию вполне антиидейных существ, как бы сгустков одного лишь небытия, которую устанавливает кн.
Бог не есть отвлеченная идея, не есть отвлеченное
бытие, выработанное
категориями отвлеченной мысли.
Парадокс этот коренится в том, что мы тут мыслим в
категориях добра и зла, т. е. в
категориях, порожденных грехопадением, о божественном
бытии, лежащем по ту сторону добра и зла.
Наши
категории и слова одинаково неприменимы к тому, что находится за пределами того состояния
бытия, которое породило все эти
категории и вызвало к жизни эти слова.
Когда я говорю, что первичным является
бытие, то я говорю не о том
бытии, которое уже рационализовано и выработано
категориями разума, как то мы видим в старой онтологии, а о первожизни, предшествующей всякой рационализации, о
бытии еще темном, хотя темность эта не означает ничего злого.
Глубина
бытия в себе, глубина жизни совсем не «добрая» и не «злая», не «нравственная» и не «безнравственная», она лишь символизуется так, лишь обозначается по
категориям этого мира.
Низшие
категории, связанные с духовным
бытием, самые слабые.
Дух не только не есть объективная реальность, но не есть
бытие как рациональная
категория.
Гносеологические
категории —
категории греха, греховного
бытия.
Наука по существу своему и по цели своей всегда познает мир в аспекте необходимости, и
категория необходимости — основная
категория научного мышления как ориентирующего приспособления к данному состоянию
бытия.
Это и есть панлогизм, т. е. возведение логики и ее
категорий в ранг абсолютного
бытия.
Нельзя отрицать относительное значение логических
категорий, на которых покоится научное познание, но придавать им высший и абсолютный онтологический смысл есть просто одна из ложных философий, плененных мировой данностью,
бытием в состоянии необходимости.
И самый крайний рационалист типа когенского должен признать в
категориях макроантропическую природу
бытия.